6/14. Сознательный отказ от установления всех мыслимых различий и сознательное ограничение изучения системы некоторыми гомоморфными образами целого становится оправданным и в действительности почти неизбежным, когда экспериментатор имеет дело с системой биологического происхождения.

В предыдущих главах мы обычно принимали, что наблюдатель в каждый момент точно знает, в каком состоянии находится система. Другими словами, мы принимали, что в каждый момент его информация о системе является полной. Если, однако, система становится все больше и больше, то наступает момент, когда восприятие всей информации становится невозможным по причине ее чрезмерного объема: либо записывающие каналы не могут пропустить всю информацию, либо, получая всю информацию, .наблюдатель утопает в ней. Что ему делать в подобном случае? Ответ ясен: он должен оставить всякие претензии на знание всей системы. Целью его должно быть получение частичного знания, которое, будучи частичным по отношению к целому, было бы тем не менее полным в себе и достаточным для решения данной практической задачи.

Эти обстоятельства подчеркивают одну важную, принципиальную особенность в исследовании очень большой системы. Имея дело с такой системой, наблюдатель должен быть очень осторожен при употреблении слов: <Система, с которой я имею дело>, - ибо слова эти, вероятно, будут двусмысленными, и, возможно, даже в очень значительной степени. Слова: <Система, с которой я имею дело>, - могут обозначать всю систему, взятую независимо от любого изучающего ее наблюдателя, - вещь, как она существует сама по себе. С другой стороны, слова: <Система, с которой я имею дело>, - могут обозначать ю множество переменных (или состояний), которым занимается данный наблюдатель. Хотя первое звучит более внушительно в философском отношении, практический работник неизбежно признает более важным второе. Но и второе значение может быть двусмысленным, если не указан конкретный наблюдатель; ибо изучаемая наблюдателем система может быть любой из многих подмашин, образующих гомоморфные образы данной машины. Все эти значения должны различаться нами, потому что ра3nйчные подмашины могут иметь различные свойства. Может случиться, что хотя обе подмашины абстрагированы от одной и той же реальной <вещи>, высказывание, истинное для одной подмашины, будет ложным, для другой.

Отсюда следует, что не существует такой вещи, как (единственное) поведение очень большой системы, взятое само по себе, независимо от данного наблюдателя. Ибо сколько наблюдателей, столько подмашин и столько же картин поведения, которые могут разниться вплоть до несовместимости в одной системе. Так, система с пятью состояниями, задаваемая кинематическим графиком

имеет два бассейна и всегда кончается циклом. Гомоморфная ей подмашина (с состояниями г и s), задаваемая преобразованием

имеет график s r, с одним бассейном и без всяких циклов. Оба эти высказывания одинаково истинны, и они не противоречат друг другу, поскольку относятся к разным системам (понимаемым как в  3/11).

Принимаемая здесь точка зрения заключается в том, что наука (представленная открытиями нашего наблюдателя) занимается непосредственно не открытием того, какова система <в действительности>, но согласованием открытий различных наблюдателей, каждое из которых является лишь частью или аспектом всей истины.
Если бы инженеру при строительстве моста пришлось рассматривать отдельно каждый атом, то он нашел бы эту задачу невыполнимой уже в силу ее величины.

Поэтому он игнорирует тот факт, что балки и блоки в действительности сложны и состоят из атомов, и рассматривает их как неделимые единицы. Оказывается, что природа балок допускает это упрощение, и работа инженера становится практически возможной. Отсюда видно, что метод изучения очень больших систем посредством изучения отдельных, специально выбранных их аспектов есть попросту то, что всегда делается на практике. Теперь мы намерены проследить этот процесс более строго и сознательно.